Ю (новые стихи и переводы) в "Цирке "Олимп""

http://www.cirkolimp-tv.ru/articles/792/yu-novye-stikhi-i-perevody

О русской поэтической вселенной (Ответы на вопросы журнала "Воздух")

Критика сегодняшнего положения вещей в русской поэзии довольно часто обращается к двум утверждениям, которые по видимости противоположны и исключают друг друга. С одной стороны, говорится, что языки современной поэзии настолько разошлись в разные стороны, что это уже как будто несколько различных явлений, которые невозможно сопоставить друг с другом, для которых нет единой системы правил и оценок. С другой стороны, можно услышать, что диапазон индивидуальных различий неуклонно сокращается, отличить одного автора от другого становится всё сложнее, и новые тексты слипаются в один неразборчивый ком. К какому взгляду на нынешний день русской поэзии склоняетесь вы — насколько цельной и насколько диверсифицированной предстаёт она сегодня? Насколько вам видно и интересно то, что от вас совершенно далеко, и насколько отчётливо распознаёте вы голос каждого из тех, кто рядом с вами? Как вам видится динамика этого процесса: расширяется или сжимается русская поэтическая вселенная?

Расширяется или сжимается русская поэтическая вселенная? Расширяется и сжимается попеременно, она дышит, она пульсирует, она мерцает.  Языки поэзии расходятся и сходятся, иногда внутри одного и того же стихотворения и всегда – внутри одного и того же языка – в данном случае – русского, который обретает таким образом «дар языков», овладевает глоссолалией. Дар этот становится доступен все большему числу людей, которых тем не менее, ничтожно мало по сравнению с корчами безъязыкой улицы. Все же число их угрожающе велико, ведь нам кажется (ошибочно), что поэтическая рать никогда прежде в истории не принадлежала к разряду неисчислимых явлений. И это только один из пугающих эффектов перенаселения, с которыми человечеству уже приходится сталкиваться. Что ожидает следующие поколения и как они станут с этим справляться, можно только гадать (но я бы предпочла умереть не гадая). В той же случайно процитированной «скорбной песне» Мандельштам говорит о важном: основа нашей жизни - язык радости, язык поэзии – скудна и бедна, все может лишь повториться, но и этого достаточно, чтоб мы смогли испытать наслаждение узнавания, блаженство называния. Сможем ли мы в нарастающем гуле голосов, в сводном хоре, в который вплетаются и звуки всех гнусавящих и фальшивящих, различать отдельные партии, выделять мелодии? Это все еще зависит от особенностей нашего слуха, от наших усилий. Превратится ли он в дальнейшем в белый шум (пусть и не в неосуществимую в реальности абстракцию, но в нечто приближающееся к ней)? Это во многом будет определяться пропускными способностями будущих читателей\слушателей\воспринимателей поэзии. Если же и превратится, возможно, это не так страшно, как представляется сегодня (ведь выяснилось же сравнительно недавно, что белый шум восстанавливает слух после акустической травмы). Пока же я испытываю особую радость, когда чья-то речь становится для меня различимой и узнаваемой. И это случается не так уж редко. Но могу предположить, что радуется во мне та часть меня, что обращена назад, что ищет аналог своему прошлому поэтическому пантеону в поэтических процессах настоящего. Не исключено, что «правильней», «безошибочней», «футуристичнее» было бы смело смотреть будущему в лицо и ликовать по поводу прямо противоположному.

вызванные из небытия

Iпостепенно понимаешьна всех слов не хватитпостепенно – понимаешь? –слов начинает не хвататьсознаешь исподволь:слова следует экономитьволь испод:слова многократного использованияслова со вторых рукслова вторичной переработкиэхо словэко-словаэкивокислова второй степени обобщениясредней степени обобществлениядальше будет только молчапомолчи – ты старше
(как в детстве:промолчи – ты умнее
чувствуешь себя дурой)
заткни фонтанведь недаромты всегда любилапересохшие фонтаныпомочи воды –там же, где остальные.
устаревшим словам и явлениям швахв красной книге –только прекрасные белые страницысвидетельствуют о сгинувших существах: «Смерть, трепет естества и страх!»а здесь одни серые чашив трещинах швамизамшелого золота сшиты.шары зеленичьего деревашары буксашары самшита –непозволительная роскошь.
шары бзышары чемчурашары шимшата –вербальных излишествколониальная лавка.
а могли бы наполнить собой с избыткомбетонные скорлупкиголубиной почтыно сила с...– уступка на четверти слова –но силос речино полусгнившие полусловане удобрят садовую почву
глубинные помыслы без смысла
рассыпаютсяраскрошенным мелком мелкими сухимисоцветиями гипсолюбки
расплываютсякривыми подобиями улыбки
распыляютсяпромельком воспоминаний
рассылаютсяна крыльях голубки-черепашкиблестящим дубляжомзимнего света

IIпостепенно понимаешьна всех слов не хватиттак же как тишиныкоторой уже не осталосьпостепенность понимания –замена счастьювроде уже понятноно все еще неттак на солнце солнечные пятнав области пониженной светимости светвроде уже ясноно все же не до концатак в солнечную погодукоснуться нельзя ясенца,но в пасмурную это будет вполне безопасно.в пасмурный день безопаснодотронуться до ясенца
но в солнечный – ожоговот неопалимых кущединожды потрогавжди и быстротекущосалит тебя невидимый луч
салочки, догонялки, пятнашкилегконогие игры неявного светарастолковывают деталиненавязчиво учат меняуходить от ответа:уходи от ответакуда подалестань сперва безответственнойпотом безответной.

IIIпостепенно понимаешьили думаешь что понимаешьпонимаешь что думаешьтоже постепенносперва первостепенно затем второстепеннопотом третьестепенно
но одно несомненно:всегда поступеннои смятенно
    иное свечение, меркнущее сияние
жильцы верха и жильцы низаили насельники горних обителейи обитатели нижних жилищили попростубессрочные съёмщики небаи квартиранты земли
    иное свечение, меркнущее сияние
зовут называют взываюткличут нарекают величают светят и утраивают тройным освящением в святостиименуют имя именем имениименуют ся имеют сянеплательщикини платья ни телани имени ни именияпусто под языкомодно недоумениеодно недоразумение
в жмене зажимаязолотую веткучерез реку помашут грекуХарону кукиш покажут
в не по росту звездномсводе законов небесномновые правила для живых и мертвых не затверженные в братстве похоронном
теперь осталисьнезначительные детали:

писалось долго, дописано 26.V.2019 

Об "актуальной" поэзии (Ответы на вопросы журнала "Контекст")

Словосочетание «актуальная поэзия» (как термин) вошло в обиход в 1990-е годы — и в ту пору ассоциировалось, в первую очередь, с кругом Союза молодых литераторов «Вавилон». Уже тогда сложилось представление, что «актуальный» текст — это интеллектуальный и сложный для понимания верлибр с обязательным а) поиском и нахождением нового смысла и б) обновлением языка. (Это не совсем так, ведь актуальными — вспомним Дмитрия Кузьмина — могут быть стихи и про любовь, и про золотую осень, если в них выражено сегодняшнее восприятия и того, и другого.) Несмотря на то, что нигилизм по отношению к верлибру — явление 25-летней давности (когда появились первые антологии верлибра и возник одноимённый фестиваль), вопросы о том, как воспринимать подобные тексты, как их прочитывать (и даже стихотворение ли верлибр, тем более «актуальный»), — возникают постоянно. Столкнулись с ними и мы — после выпуска первого номера «Контекста», ориентированного именно на «актуальный» сегмент литературы. А потому мы решили задать вопрос о том, что такое «актуальная поэзия» авторам журнала и людям, с чьим именем (и/или с чьим творчеством) это понятие неразрывно связано. 

 1. Что вы понимаете под словосочетанием «актуальная поэзия»? 

2. Как, на ваш взгляд, правильно прочитывать «актуальный текст» (какой читательский навык/читательская база нужны? без какого бэкграунда это проблематично и т.д.)? 

3. Почему актуальную поэзию нельзя считать жанром или направлением?

 1

Вы справедливо отметили, что понятие «актуальная поэзия» появилось в 1990-е годы. Оно призвано было каким-то образом разрешить противоречие, заложенное в понятии «современная поэзия», но, как это всегда бывает в мире слов, не справилось с этой (в принципе неразрешимой) задачей. Только пока «современная» поэзия вынуждена была дистанцироваться от любого со-временного ей шлака, «актуальной» пришлось разрываться на части еще и изнутри – в попытках части ее создателей\представителей объявить актуальность прерогативой своего рода «стихов на повестку дня», «стихов на случай», окказиональной поэзии. У меня есть подозрение, что вся эта путаница началась еще с тех незапамятных времен, когда русская культура предпочла усвоить непереваренные заимствования «модерн» и «модернизм», но это древнее прошлое уж быльем поросло, бог с ним. Поскольку вопрос «актуальности поэзии» интересовал меня декадой раньше, то я предпочитаю называть его – по старой памяти – вопросом «современности поэзии». В те годы вопрос «что же такое современная поэзия?» был для меня настолько актуален и, можно сказать, стоял передо мной настолько ребром, что ответ на него я получила в древнейшем стиле всех манипуляций с ребрами – во сне и в готовой форме. Мою Еву звали Адель Килька, в руках она держала (и дала мне подержать и полистать) книжку под названием «современно современно облако». «А поутру они проснулись», наступило отрезвление: пароход современности ушел без меня, «такая книжка уже есть», и написана она не мною... Потребовался еще один этап пробуждения, целая сессия разубеждений со стороны того, кто проснулся рядом со мной, и несколько месяцев на осмысление произошедшего, чтобы я начала записывать запомнившееся, заполнять лакуны и восстанавливать, воссоздавать созданное сном – автора и его стихи.
Моя редакторская практика заставила меня выработать еще более широкий взгляд на актуальную поэзию. Его легче всего определить, вспомнив исходное словарное значение английского слова actual – фактический, реальный, действующий, действительный 

(в отличие от потенциального, возможного, ожидаемого). Это та поэзия, что есть, та, которую мы, если хотите, заслужили, та, что сейчас вылавливается сетями, раскинутыми на берегу полного пластика, химикалий и мертвых тел космического океана. Она может нам не нравиться, но она – сущность нашего существования здесь и сейчас, и наши потенциальные прорывы в прошлое и будущее тоже таятся в ней.

2

Я всегда считала, что ничего однозначно правильного и неправильного не бывает. Допустим, я бы сказала, что правильно читать такую поэзию внимательно, так нет же! часть современных стихотворений я читаю «по касательной», прокручивая свою ленту ФБ, и в итоге обнаруживаю, что чьи-то стихи цепляют меня все больше и больше, чьи-то перестают говорить со мной, а чьи-то так ни разу мне ничего и не сказали, не стали для меня актуальными. В тех случаях, когда эти стихи присылают мне для публикации в журнале, более пристальное чтение обычно приводит меня к тем же выводам. Или допустим, я бы сказала, что правильно читать без предубеждения... Но я легко могу представить себе кого-то, кто начинает читать с раздражением – «зачем я читаю весь этот бред?!» – и внезапно натыкается на что-то, что оказывается для него откровением. Так что единственно верным мне кажется читать современную поэзию, только и всего. Что же до бэкграунда и читательских навыков, то личный опыт счастливо избавил меня от всякой предвзятости и любого снобизма в этом вопросе: мне случалось получать удивительные по тонкости отклики от людей обычно далеких от поэзии наших дней и реже, но все же приходилось сталкиваться и с непробиваемой тупостью людей, пребывающих внутри этого процесса. Единственное, что мне представляется однозначно ошибочным, так это обучение поэзии и особенно групповое обучение. Вот оно-то и порождает тот самый утилитарный, функциональный и окказиональный взгляд на поэзию, который, может, для учёбы и здоров, а для поэзии – карачун, как мог бы сказать П.А. Вяземский.

3

Это вполне очевидно из всего здесь уже сказанного.

"Контекст" №2

Поэтическое vs. человеческое (Ответы на вопросы журнала "Воздух")

Стихи сочиняются живыми людьми. Насколько это нам мешает? Те или иные личные свойства авторов, связанные с ними житейские коллизии могут попадать в текст (изредка даже стихи именно этим и интересны), а могут и не попадать. В случае же редакторов, издателей, переводчиков и, паче чаяния, литературных критиков внепрофессиональные сюжеты, кажется, вообще в поле зрения оказываться не должны. Вряд ли, однако, мы усомнимся в том, что представление об авторе (в широком смысле слова, включающем всех вышеперечисленных) как не более чем способе группировки текстов — утопия или методологическая условность. Это вдвойне верно в сегодняшнем информационном пространстве, где привычные границы публичного и приватного рухнули, а как пролягут новые — пока непонятно. Отсюда ряд вопросов.

1. Случалось в ваших отношениях с поэтами прошлого, что внетекстовые факторы из области авторской биографии заметно влияли (в плюс или в минус) на отношение к стихам, мешали или помогали их читать? Конкретные имена приветствуются.

2. Случалось ли в ваших отношениях с поэтами-современниками (будь то очных или заочных), что внетекстовые факторы из области авторской биографии заметно влияли (в плюс или в минус) на отношение к стихам, мешали или помогали их читать? Без конкретных имён попробуем обойтись.

3. Должно ли вообще (или только в поэзии?) отношение к личным качествам человека влиять на отношение к тому, что им сделано и делается в его профессиональной сфере? Одинаков ли ответ для читателя и товарища по литературному цеху?

Редкий опрос вызывал у меня столь острый интерес, как этот. Такие вопросы я довольно часто задавала и продолжаю задавать себе сама в течение жизни, поэтому понятно, что однозначных ответов я себе до сих пор не дала.

На наших глазах зарождается явление, которое я бы назвала «новой приватностью». Информация, которую мы могли бы собрать о значительной части  представителей рода человеческого, столь необъятна, что сознание отказывается его удерживать. При этом бОльшая доля этой информации касается людей творческих вообще и пишущих – в первую очередь. Машины могут собирать эти данные и их использовать, и об этом мы можем вспоминать в кошмарах – во сне и наяву. Но люди… люди, которые читают нас годами и даже годами переписываются с нами, не способны и не стремятся запомнить больше одного-двух фактов о нас. Это создает легкий флер анонимности, там, где анонимность и не ночевала. Иногда этот флер грубо раздирает некий скандал, который почему-то принято именовать литературным (видимо, поскольку участники его имеют отношение к литературе), в то время как на деле он является классическим образчиком скандала кухонного. Для случайного свидетеля, не стремящегося ни к кому и ни к чему примкнуть, происходящее, как правило, носит характер абсолютно эзотерический: у него нет оснований доверять одной из сторон более, чем другой, и потому в остатке  остается осадок, который на некоторое время покрывает всех действующих лиц, включая и самого случайного свидетеля (зачем смотрел\слушал\интересовался?). Ретроактивно этот флер ложится и на авторов прошлого. Волна «новых биографий», предвосхитившая опустившуюся на мир наших действий и суждений дымку неопределенности, попыталась внести ароматы коммунальных разборок и в эту область, но и ее постигла печальная участь: не только кухарка не стала министром культуры, но даже кислые щи не получили статуса haute cuisine.

Вот относительно свежая новость, несколько дней до основания потрясавшая любителей испанской поэзии: Пабло Неруда был плохим отцом и не интересовался своей больной дочерью, можно ли после этого считать его великим поэтом? Перед этим мне попадались другие обсуждения: можно ли читать любовную лирику Пабло Неруды, коль скоро сам он был неверным мужем и любовником?

Все это мало меня тревожит. Зато в прошлом передо мной остро стоял вопрос, стоит ли читать Неруду, прославлявшего Сталина? (Ответ был однозначно отрицательным).

Для кого-то результаты недавней эксгумации Неруды, доказавшие, что его внезапная смерть в возрасте 69 лет отнюдь не последовала от рака простаты, а была делом рук пиночетовского режима, вероятно, возносит его на пьедестал безгрешности.

А для меня сейчас каждый homo sapiens обладает правом на статус «почетного святого и великомученика» от рождения, коль скоро он, действительно, sapiens и отчаянно стремится понять, что ему делать с этим троянским вирусом, который когда-то именовался человеческим разумом или способностью к суждениям.

Я нарочно начала с Неруды, поскольку он никогда не входил в число моих любимых поэтов.

 Теперь перейду к Пастернаку, которого я недолго, но страстно любила как часть квадриги Иезекииля, открывшейся мне, так же как и многим другим подросткам моей эпохи, разом: Мандельштам-Пастернак-Ахматова-Цветаева. При более внимательном прочтении оказалось, что некоторые человеческие свойства Пастернака слишком ярко отражены в его поэзии, и это открытие полностью убило мою любовь. Вполне вероятно, что те же черты были свойственны и Мандельштаму, но, к счастью (моему), они не требовали поэтического самовыражения\-утверждения\-оправдания. Если упорствовать и стараться во что бы то ни стало осмыслить это различие, то я бы предположила, что не слабости Пастернака оттолкнули меня, но его труды по утилизации поэзии, стремление приспособить ее к своим личным нуждам, организовав поточное производство индульгенций.

Под конец могу еще рассказать о собственных читательской и человеческой попытках разобраться в моем отношении к поэту, которого довольно бездоказательно обвиняли в сотрудничестве с советами, в итоге я поняла, что никакое точное знание не изменит ни моей симпатии к человеку, ни моего интереса к его стихам.

Так что, если делать какие-то выводы из вышеизложенного, то можно сказать, что единственным смертельным прегрешением становится, по моим представлениям, предательство, совершаемое поэтом по отношению к поэзии.

Конечно, привычный «этический» подход к поэзии бывает очень заманчив, особенно в наше время, когда понятия первичного, вторичного и третичного уже не работают, поскольку некому стало их отслеживать, а невежество стало едва ли не единственным неоспоримым новшеством. Тут, вооружившись линейкой расхожих представлений о добре и зле, можно запросто сбросить с шахматной доски почти все фигуры. Да что там «почти»? Все! На всех найдется компромат. Только стоит ли? Не лучше ли подождать, пока все вечности жерлом пожремся? Ждать-то совсем недолго осталось. Будем пристрастны и несправедливы в любви и нелюбви.

НЕ ВЕРИТСЯ

Не верится, что все же не в трамвае,

на улице,

слегка похожей.

неравнодушия не избежишь.

и рядом с ним

судивительный бег.

учестранное непонятношение.

судилище ученичества. участи

прозрачная лестница.

и продолжает:

вот так уйти и ничего не понять.

из-за неловкости и подземным переходом.

суть беглецы,

люди самовольные,

коих велено казнить.

тут пауза. не смысловая,

случайная. сутулится,

как случайный прохожий,

ни мертв, ни жив,

своей тенью гоним

человек, и в гоньбе

все свершеннее

в высокой летучести

истины лживая провозвестница,

себе и людям чужая:

вот так уйти и ничего не понять.

небо назвать небосводом

способны одни наглецы

что тянут камвольную

нить

из ночей в дни

25-26.I.2016

***

не верится

в

СТИХИ

на случай пораженья от мимоходнаго дождя

неужто высушат

иль выслушают их

промокших и сухих

и покоробившихся в кляксах промокашки

развратно розовой воспоминаний

и

в луже

проходные отраженья

бензиновым разводом разжидя

ужели защитят

недоутопленных котят

и в кашку серую укутанных утят

как сети наши тятя наши сети

и все-таки

как люди нелюдимы

СТИХИ

на случай пораженья от мимоходнаго дождя

нужны зачем-то

но зачем не знают

и этим-то незнанием дороге

в обсидиане влажного асфальта

необходимы

как другое слово.

так отзеркальте, говорят, свой слог,

чтобы не знать, зачем вы из откуда

и кто из вас другое слово ты,

глядящее в упор из слепоты

обсидиановой, покуда

незрение не станет вам своим

?-03.V.2016

***

в забвенну лиру, в пыль лежащу,

в терпение и в скорбь, и в рощу с чащей,

и в голос твой от людства удаленный

не верится.

что минуло уж двести лет

без малого, что малой кровью

мы смоем с рук всю кровь коровью

не верится.

в угрюму тень, в померкший свет,

в небоквадрат, в небоовал,

в тень чувств, в свет мыслей небывал

не верится.

что нам осталось лишь терпеть,

что боле, чем несчастный, умереть

боится сча́стливый,

не верится.

(несчастия за гробом ждет

всяк несчастливый непреложно

ему и умереть без горести неможно,

он и́наче остался б вечно лжив,

покуда длинные ножи

сверкали б ночи напролет,

из искры пламя высекая,

он и́наче остался б вечно жив,

как вечный жид,

увечный виршеплет,

бесчеловечная молва людская).

?-10.VII.2016

***

Закинув сани на поветь,

Дерзнув непостижимость петь,

Чем с большей трудностью, стараньем,
Чем с тягостнейшим ожиданьем
Желанного откроем дверь,

Тем чувствуем его живее.

Ну что ж, не верится, не верь.

Он видел: в славе нечестивый,

Возвыся к небу верх кичливый,
Возносится ливанский кедр,
До адских вкореняся недр.

Прошел — ни корня, ни ветвей
Взыскал — лишь яма там ржавеет.

Ну что ж, не верится, не верь.

Мы скинем чешую и шкуру,

Оставим камеру обскуру,

По лествице небес взойдем,

Восставши на листву дождем,

Неисчислим наш счет потерь.

Уйдут песок и суховея.

Ну что ж, не верится, не верь.

Он слышал как на почве лести

В полуоблезшем палимпсесте

Другие дерева взошли:

Священный лавр в златой пыли

И кипариса темный зверь,

И винных лоз золотошвеи.

Ну что ж, не верится, не верь.

Средь нас доныне жив Капнист

И слог его, кремнист, огнист,

Над падшею во прах державой,

Над яминой пустой и ржавой

Мостки проложит. Мы теперь

Пройдем по ним, благоговея.

Ну что ж, не верится, не верь.

10.VII.2016-14.VII.2016

***

подсверь немно́

и в ножички сыграй

отрежь земли отрезанной от солнца

свое есть в немности и в немность нить сумей

втемнить витую винтовую виноватую

как лествица просроченная веток

топорно срезанных на полуслове

и нетопырь.

потом

слегка не верь:

неперь я неспроста 

в листве в безговорядке

успокажу

пологлушению

и потолпе

и всем и всем

то удивилище что разом

разъест

и лесть и прелесть неразумных

дивов.

не верится что верится тебе

и всемное закроется в глазах

по воссоединении с тобой.

20.VI.2016

десять дней возвращения

стихотворение без слов

бессловесное стихотворение

говорят оно невозможно

даже немыслимо

да вот же оно

:::

да вот же оно

посмотри

послушай

видишь?

нет

слышишь?

нет

то-то и оно

:::

то-то и оно

две разные вещи

одна подле другой

как письмо и почерк

как вещь и вещица

как ящерица и ящик

(ящерица это не вещь

а что же?

не вещь)

:::

ты ломишься в открытые окна

как ветер и ветка

лучше бы в закрытые ломилась

как свет

луч преломляется дважды

в кристаллах шпата

назови один обыкновенным

от него не убудет

назови один отрицательным

другой положительным

а лучше бы помолчала

:::

бедное слово

ни звука ни знака

было в начале

и сплыло

:::

одинако

однако

инако

:::

нету а все-таки есть

вот так и ты

то есть я

нету но есмь

от аз и до ижицы

от строчной до прописной

но главное –

от ижицы и до аз

за пределами букв

там где несть ничего

несть числа несть конца

там где отсутствие зябнет и ёжится

осень на бок легла и стремится к бесконечности

будто буковые чернила вытекли

из осьмерки чернильницы

я, – сказала старуха Батья, – прочла вашу книжицу

так я и запомнила, а ее уже нету давно

нет, она сказала книжонку!

а я и забыла.

:::

поговорили

сама с собою

слово за слово

око за око

и разошлись засветло

постель не застлана

звезда не заслана

только жалкий месяц и жидкое олово

сумерек

открой окно заоконное

открой заоконное

закрой недреманное

кто кому это сказал

сама с собой

само собой

:::

будни букв

трудовые

уже не верится в них

а надо

не хочется

а мы через не хочу

:::

субботние дни

в тесных жилищах надсады

не для безработных беззаботных

но и сданным внаймы

явно не по плечу

день ото дня отделив

и ночь от ночи

тьму отбелив от тьмы

нечаемыми лететь

вслед падающему лучу

без преграды

:::

нелюдимые взгляды отражений

прописи сна

травестия назывного предложения

голос тонкого молчания

голос чуткого молчания

не знаю как перевести

свободы всегда чуть меньше

или чуть больше,

чем необходимо

взаперти

голос чьего молчания

голос твоего мо

:::

ты различаешь

только один язык

לשון אחת

שפה אחת

one language

тишины

а в нем три говора

два из которых

различают тишину и молчание

а третий – не различает

:::

избудешь

избыточное

изобличишь

будущее

лишишься

всего лишнего

останется

лишь

лишь

а

лихо

удалое

залихватское

удалится

как небылица

на цыпочках

то ли утолится

то ли в печали

то ли притулится

то ли за плечами

то ли в конце

то ли в начале

:::

заросли кислицы

все углы заросли

заячьей капусткой

избавишься

от избавления

забвением

позабавишься

а изба-то не ледяная

не ладная

а зыбка-то в ней

не простая

пустая

так и скажешь

как есть

ведь ничего

ведь нету

:::

сперва

все сады оказались закрыты

не на просушку

на перестройку

потом всюду появились надписи по-србски

скажите, в какую страну я попала

кислые лица за стойкой гостиницы

нет, я не шучу

I’m lost

я не знаю, как я сюда попала

даже во сне

:::

когда я это написала

когда я писала это письмо

разве я его писала

не пойму

не помню

оно само

пишется дальше

8.X.2016-12.II.2017